(Надеюсь, с юмором у вас в порядке, и если вы сдадите эту историю в учебном заведении, то это будет осознанное ваше решение.)
Начало этой истории было очень давно, ещё до интернета. Во времена царя Соломона. То есть лет за 950 до нашей с вами эры. Там у этого сына Давида история была: две жены поспорили, чей мальчик. Одна говорит- мой, вторая – мой. Мальчиков у них дефицит что ли был. Наверное, одна вредная была или чувство юмора у неё такое было, альтернативное. А у папы Соломона тоже всё нормально с юмором было, он говорит:
– А вот! Давайте мы его пополам поделим!
И достал меч, блестящий и острый.
Инициатор скандала, женщина с садистскими наклонностями (про Маркиза Де Сада ещё никто не знал, поэтому такие наклонности тут называли Ангельскими: многие помнили истории, как снесли Содом и Гоморру, ещё снесли Адму и Севоим, но это почему-то не упоминают обычно. Наверное, заодно снесли, а у многих ведь там куча родственников обитала. Да и кроме этого по мелочам ангелы карали грешников и не объясняли народу в подробностях за что. И за это снискали славу существ непредсказуемых, непонятных и с карательными наклонностями.)
Настоящая мать тут же закричала:
– Нет, не надо! Отдайте его ей, но не убивайте!
И эта реакция понятна.
Вторая «затейница» прикинув, что ей скандал был нужен, а не ребёнок, отвечала:
– Нееее! Лучше пусть у неё будет.
И эта реакция тоже была понятна почти любому человеку.
А вот реакция мальчика, которого чуть не поделили на два, как яблоко в школьной задаче, была неожиданной. Как все дети смерть он не представлял как что-то страшное и безвозвратное. И предстоящий процесс деления предвкушал с любопытством. Радостнее, чем амёба. Он думал, что теперь его станет двое и им будет веселее, по крайней мере, с дождевыми червячками получалось именно так. А тут всё отменили. И мальчик замкнулся. Вырос он нелюдимым. Говорил мало. Всё время вёл диалоги со своей несостоявшейся половинкой. А к тому моменту, когда начали пробиваться усы, приобрёл дурную привычку всё делить пополам, даже когда не просили. Когда он поделил надвое любимого кота папы Соломона, тот осерчал и предложил ему прогуляться на охоту и заодно исследовать новые территории. В общем, прогуляться подальше.
Мальчик ушёл, напоследок располовинив ночной горшок повара и парочку пальм. Больше в царстве царя Соломона его никто не видел.
Он был в Греции, где предвосхитил интерес к понятию дихотомии (потом этим Зенон занялся со своей апорией). Дихотомия – деление на два. А именно это у парня получалось замечательно. Его называли последователем Прокруста, некоторые экстремалы восхищались. Результат закономерен, им заинтересовались органы местного правопорядка. Пришлось уносить сандалии.
Его много ещё где носило. Жил он долго. Потом уже в Азии он прибился к племени кыпчаков, там нашёл единомышленников и последователей. И снова конфликты. И тогда они отделились в отдельное племя и ушли. Все называли их половцами, за то что любили всё делить пополам.
Вторая часть истории началась в Паннонии – римской провинции, там сейчас в основном Венгрия расположена. Там в охотничьи угодья императоры свозили зверей чудных и необычных. Были последние Мамонты, Индрик-звери, Кинг-конги и всякая другая экзотика. Особняком стоял зверь по имени Тава. Этот зверь обладал отменной способностью морочить мозги охотникам, внушая им счастье и радость, ощущение удачной охоты и полного удовлетворения. Наместник подсовывал Таву наиболее вредным вождям варваров. Пока те радостно пускали слюни после гипноудара, они шли на любые договоры и согласия. Потом Таву выкрали. Караван с грабителями попал под обвал в Трансильвании, и Тава убежал (убежала?). Прошлявшись от Камчатки до Франции, породив множество легенд, Тава прижился в одном месте, где его приняли за языческое божество или ангела. Хотя длинное рептиловидное тело больше говорило о первом. Вокруг разжиревшего откормленного Тавы построили хрям (от слова хрямать, то есть кушать), куда все приходили за счастьем. И никто не уходил обиженным. Тех, на кого гипноудар не действовал, местные жрецы хоронили неподалёку, говоря, что умерли от счастья.
А потом пришли половцы.
Тава было попытался осчастливить предводителя нападающих – получилось. И тот сделал то, что приносило ему наивысшее счастье: рубанул Таву блестящим мечом, который стянул у папы Соломона. Тут и кончилась его необыкновенно длинная жизнь. Тава, которому отрубили шею, не умер, мозг у него был в грудной клетке, и начал медленно регенерировать. После того как половцев прогнали, шею с почестями похоронили и назвали это место Полтава, то есть половинка Тавы.
Туловище зарыли отдельно, подальше почему-то. Тава регенерировал, выздоровел и ночами дошлёпал до Шотландии, до озера Лох-Несс, где и пребывает в здравии.